…ит Болен, накрывая его руки своими ладонями и не пытаясь убрать их. Лени начинает дрожать от возбуждения.
- Только ты должен знать: я с тобой, потому что ты напоминаешь мне кое-кого, понял?
Лени согласно кивает, он уже совсем не понимает, чего хочет от него этот упрямый человек, и сражается с его ремнем.
Болен опускает голову так, что волосы закрывают пол-лица, и прерывисто дышит. В темноте руки Лени с тонкими запястьями кажутся руками Томаса, от этого член наливается кровью. Дитер стонет, закусив губу, и двигается сильнее, проникая в тесный рот Лени.
- Фак, - шепчет он, - я больше так не могу....
Лени остался с ним. Он тихо лежал, глядя Болену в спину. Дитер спал, но твердые узлы мышц продолжали изредка сокращаться, как будто его тело и во сне вело какую-то внутреннюю борьбу. Лени так хотел помочь ему расслабиться, но кажется, из этой затеи ничего не получилось. Даже во время секса Дитер не прикоснулся к нему, чтобы приласкать. Как говорила Энн, лучшая подруга Лени, если мужик трахается с закрытыми глазами, он просто трахается. В тот день, когда Болену предложили выйти на сцену на благотворительном концерте, Бауэр откопал кучу старых фотографий Дитера, причем не только сценических, но и личных, он необыкновенно счастливо и открыто улыбался на этих снимках, Лени даже представить не мог, что Дитер умеет так улыбаться... Фото мальчика... Вот где он видел его, вместе с Дитером на тех фотокарточках! Поцелуй у Эйфелевой башни. Немного темное фото в подземке у мраморной стены, Дитер прислонился к ней, засунув руки в карманы джинсов, а мальчик уткнулся лбом ему в грудь, обнимает за талию и смотрит в камеру, хитро улыбаясь. Кажется, Готфрид говорил, что юноша был очень хорошим певцом, но его слава длилась недолго. Бауэр сказал: ему не хватало искренности и самодисциплины... Дитер коротко застонал рядом. Лени осторожно коснулся его плеча, ладонь Болена накрыла его руку и сжала запястье. - Томас... - прошептал он, с нотками невероятного экстаза в голосе, опрокинул Лени на спину и прижал к себе. - Детка... Лени?
Фестивальная неделя вымотала всех до предела, поэтому праздничную вечеринку по поводу его закрытия решили провести в сауне. Дитер ловил себя на мысли, что в памяти вообще не осталось чистых концертов и пресс-конференций, потому что всё внимание было направлено на подготовку материала.
- Слушайте, а "Rocks in Water" ведь так до нас и не доехали? - нахмурился Джорджи, подтверждая теорию Дитера о кратковременной амнезии.
- Это было три дня назад, играли какие-то Snowmans, которые должны были выступать на разогреве.
- А-а, точно, "Доунт край"... "Фак ми ин зе кар"... Это риал фак!
- А как тебе "Хеллоу мама, ай эм ин эсс"?
- Я такую не слышал...
- Хеллоу мама, ай эм ин эсс, - напевает Дитер, - доунт сколд май рубэ бой...
- Фак! Мы выпустили такое дерьмо?!
- Не волнуйся, газеты писали только о Синди, - успокаивает Хэнк, - той самой с силиконовыми сиськами. Помнишь, она вставила имплантанты, чтобы выйти замуж за...
- Я вообще не помню, чтобы мы утверждали список с такими текстами! Твою мать!
- Джорджи, расслабься, это мелкие камешки в прожорливом брюхе БиЭмАй, никто не заметил, - смеется Хэнк. - И вообще мы расслабляемся. Дыши паром. Все O'key...
Дитер рассеянно улыбается, прикрыв глаза, теперь у него опять есть тайминг, чтобы думать, и это совсем не O'key. Сквозь ресницы и белый дым он видит Лени, тот немного грустит и зажат, но это не та показная застенчивость, которая так заводила Дитера в Томасе. Все не то. Дитер испытывает какое-то странное отчуждение от людей, от самого пространства, в котором находится, потому что противоречит себе, говорит, что ему не нужен суррогат, а сам проводит время в обществе этого мальчика.
- Я причиняю всем боль... - бормочет он еле слышно. - Я настоящая скотина, Томас был прав...
- Эй, Дитер, смотри, - Джорджи толкает его в бок. - Видишь, двоих у стены?
- Я уже ничего не вижу, пора выходить, по-моему.
- Один из них клон, - Джордж довольно улыбается.
Дитер открывает глаза и смотрит на мужчин.
- Они геи, да, - говорит Хэнк. - Клон тот, который с проседью. Он был телеведущим на каком-то второстепенном канале, не помню фамилии. Там... всякие развлекательные шоу, ну знаешь, типа моя мамочка не разрешает мне пользоваться интернетом, а мне за тридцать или соседка-шлюха и трансексуал дружат с моей дочерью, что делать.. Вот... Этот мен попал в аварию, его друг не смог смириться, и вуаля, мен воскрес.
- Наверное, это стоит очень дорого, - Лени сел справа от Болена. Дитер молчал, и вообще казалось, что он дремлет. На мышцах груди блестели капельки пота, одна как раз прокладывала дорожку до пупка и вниз. Лени отвел глаза. Это была не слишком хорошая идея, пойти в сауну, где все голые и пьяные от пара, где будет полулежать Болен, такой же расслабленный и совсем без одежды.
- Черт его знает,- Джорджи пожимает плечами. - Мне интереснее, как можно жить с осознанием того, что ты другой. Вот я вылез из вагины своей матери, и меня это, между прочим, иногда даже греет. А они ведь по сути абсолютно одиноки...
- Почему это, они получают ту же самую мать. Какая мать откажется от своего воскресшего ребенка, - Хэнк поднимается с лавки. - Я пошел, не могу больше.
- Не знаю, они все равно другие. Как манекены. Им ведь даже сразу не рассказывают, что они клоны, а некоторым вообще никогда не рассказывают, - Джорджи идет за ним.
- Ты еще побудешь здесь? - Лени касается плеча Болена, Дитер вздрагивает и открывает глаза. Они немного сумасшедшие, как будто он думал о чем-то страшном.
- Нет, пойдем, - Дитер берет его за руку и, слегка покачиваясь, ведет к выходу.
На вытянутом танцполе величиной с доску для серфинга танцуют две девушки, их танец больше похож на любовный акт, в баре есть любая выпивка, возле бассейна с голубой водой горят маленькие уютные фонари, а если зайти в туалетную комнату, возле которой кружатся немного пьяные знаменитости, наверняка можно почувствовать сладковатый стойкий запах марихуаны.
- Это не сауна, а гнездо разврата, - шепчет Хэнк, откидываясь на спинку дивана.
- Жалко, что шеф не пробовал пригласить своего психолога в какое-нибудь место вроде этого? Мне кажется, он не правильно его лечит, - Джорджи наклоняется к уху Лени.
Дитер задумчиво пьет виски в баре и курит. Пепел падает на полотенце, небрежно обмотанное вокруг бедер, и он стряхивает его на пол.
- А зачем ему психолог? - Лени чувствует, что спрашивает о том, о чем спрашивать не желательно.
- Ты влюбился?
- Я не знаю... Я его не понимаю, - Лени качает головой.
- У Дитера сложный период. Он никак не может забыть свою сучку. Пять лет прошло, а он все еще на взводе, - нехотя объясняет Джорджи.
- Женщину?
- Нет, женщины у нас для продолжения рода и красивого антуража, а стоит у нас на кареглазых мальчиков вроде тебя.
- Я думаю, я ему не нужен.
- Тебе надо относиться ко всему этому несерьезно. Иначе с тобой будет то же самое, что с Девидом или с той девчонкой, Сиси.
- А что с ними произошло?
- А ничего.
- Они покончили с собой?!
- Глупый мальчишка, - Джордж хохочет. И Лени ловит на себе ленивый взгляд Болена.
- Они просто нигде и ни с чем, - Хэнк задумчиво закуривает. - Он не хочет быть таким, он делает это потому, что сам не замечает, как причиняет боль.
- Кто такой Томас? - спрашивает Лени. - Ты называл меня так, когда спал.
После вечеринки они лежат в гостиной в доме Болена, рука Дитера небрежно свешивается с дивана, глаза полузакрыты, рубашка расстегнута до середины груди. Он лениво убирает волосы со лба и затягивается косяком.
- Томас...
Перед внутренним глазом появляется настежь распахнутое окно его собственной квартиры в Гамбурге, летняя духота, он стоит у машины и поднимает голову. В проеме мелькает темный силуэт, постепенно он обретает четкие формы. Томас... Мальчик садится на подоконник, подставляя солнцу мокрые волосы, капелька воды стекает по спине, он медленно причесывается и оглядывается. Дитер ловит его рассеянный взгляд. Стройная голая нога упирается в раму, Дитер видит каждый палец на узкой ступне и каждую жилку. Томас улыбается ему... Ты можешь упасть, - шепчет Дитер, Томас читает по губам и смеется. - Ты ведь меня спасешь, - произносят его чуть припухшие губы.
- Ты когда-нибудь слышал о недостижимом воине, который никогда не отдается целиком человеку, которого любит, и никогда не берет его до конца, до последней капли, потому что хочет сохранить чувство, как можно дольше? - Дитер поворачивается к Лени и смотрит, прищурившись.
- Да, наверное...
- Вот... А Томас был недостижимой сукой, он не отдавал, потому что не хотел отдавать, хотя... может быть, он был просто пустым от рождения. Он умел только брать. А я... я любил его, - последние слова он произносит с трудом.
- А где он сейчас?
Скулы Дитера напрягаются, он отбрасывает косяк в пепельницу, прикуривает Кент, сильно втягивая дым.
- Его больше нет. Я хотел бы, чтобы он был в раю.
- Значит он умер... - Лени гладит его грудь под рубашкой, задевая соски, чувствуя, как напрягаются мышцы, и ведет ладонь ниже к жесткой пряжке ремня.
- Ты жалеешь меня? - хрипло спрашивает Дитер, перехватывая его руку.
- Я хочу помочь, - Лени уходит от ответа.
- Хочешь помочь, подставляя мне свой зад? Интересный способ.
От этих слов на секунду Лени становится больно, но желание перебивает боль. Он снимает футболку, расстегивает оставшиеся пуговицы на рубашке Дитера и плотно прижимается к нему, кожа к коже. Болен трахает его, не вынимая сигареты изо рта, дым щекочет ноздри, а внизу все плавится и ноет, когда пальцы Болена жестко сжимают и разжимают его член. - Я люблю тебя... - выдыхает Лени во время сумасшедшей по интенсивности, но какой-то слишком короткой разрядки.
Болен поднимается.
- Собирайся, - он закуривает новую сигарету. - Это был последний раз, - говорит он. У него такое замкнутое опустошенное лицо. Лени, не говоря ни слова, ищет брюки.
Дитер чувствует, что Лени переживает очень сильно. Несколько раз он срывается во время записи и уезжает.
- Ты опять сделал это? Бросил мальчика? - спрашивает Дитера Джордж после очередного побега Лени.
- Я прекрасно помню, что я последняя сволочь и что я использую людей в своих низких целях, что я самый жадный и похотливый человек во всем шоубизе, - Дитер злится. - Но я заранее всех об этом предупреждаю, разве ты не знаешь?
- Я считаю, что тебе надо научиться забывать, Болен, или просто перестать быть куском брошенного дерьма и начать сначала, - серьезно говорит Джорджи.
- Вот только не надо лекций! Мне на всех наплевать. Ясно?!
Дитер лгал себе, он чувствовал опустошение. Возродиться из пепла, стереть память - всё это было привилегией книжных персонажей. Его real life предполагала только воспоминания, боль, секс, наркотики и рок-н-ролл. Люди так устроены, что секс в большинстве случаев выливается у них в какие-то позитивные отношения, у кого-то даже в брак, их хочется продолжать. Все эти мальчики и девочки, которые ходили за ним и говорили о любви, смотрели на мир со своей стороны, замкнутой в стереотипы и общественные рамки. Они хотели доказать Дитеру, что их чувства сделают его счастливее, но не брали во внимание его внутреннего мазохизма, ему нужна была боль, и он подсознательно искал эту боль во всем, что могло ее принести. Такое не слишком изощренное самобичевание и страх прошлого, который медленно трансформировался в страх перед будущим. Он чувствовал, что сидит в глубоком болоте, наполненном стыдными воспоминаниями. В последние годы почему-то все счастливые дни с Томасом стали таять в его памяти, ярко они возникали очень редко, когда обкуренный мозг посылал чувственные импульсы в тело, но даже тогда это были какие-то короткие картинки, окрашенные в эротические тона. Он почти не помнил разговоров, свиданий и обстановки в целом, только детали, например, глубокие темные глаза Томаса, его рот, немного неровные зубы, они смотрелись по-детски беззащитно, или выражение его лица, когда он кончал. Это заводило, как ни один мальчик в баре, и Дитер чувствовал себя больным извращенцем. Он гладил член, прижавшись лбом к стене в спальне, тяжело дыша и ритмично двигая бедрами, он почти видел эти небольшие напряженные ягодицы, как было сладко проводить концом по его горячей промежности и слышать требовательное - возьми сейчас, куда ты, не смей убирать, и приглушенные подушкой долгие кошачьи стоны, когда член Дитера задевал простату…
- Почему тебя до сих пор так мучают воспоминания о нем, в чем ты конкретно обвиняешь себя, пока ты не дашь ответ на эти вопросы, ситуация не изменится, - Билл смотрел на Болена, на столе мерно кружились металлические шарики на подставке, проходя в миллиметре друг от друга и не соприкасаясь. В начале недели Дитер решил возобновить свои встречи с психологом. Он лежал на диване в кабинете Билла, небрежно закинув длинные ноги на тумбу напротив, и хмурился. Дитер не договаривал некоторые моменты. Он прекрасно понимал, что недосказанность мешает вылить боль и что-то переосмыслить, но не мог переступить эту границу между абсолютной искренностью и полуправдой. Для Билла Томас был симпатичным инфантильным мальчиком, а не чудовищем, совершающим совершенно ужасные вещи.
- Наверное, я хотел бы видеть его другим, наверное, я думал, что смогу его изменить, а когда у меня не получилось, когда я сдался - он погиб. Наверное, я мог бы ему помочь. Но он не хотел...
- Ты встречаешься с кем-нибудь сейчас?
- Нет... Не знаю. Со многими. И у меня никого нет.
- Ты бы смог встречаться с кем-нибудь, потому что этот кто-то очень захотел бы встречаться с тобой? Она приходила бы к тебе, убеждала, что любит и поможет. Ты бы смог измениться?
- Думаю, нет.
- По-моему, Томас не осознавал необходимости перемен.
- О, он жил в своем придуманном мире, где все было создано для того, чтобы удовлетворять его пожелания. Если они не удовлетворялись, он воображал, что против него готовится заговор. Депрессии, капризы... Это доходило до абсурда, мне надо было покупать по шесть флаконов геля одновременно, потому что я не знал, какой он выкинет горничной, а каким разрешит намылить себе задницу. Его приоритеты менялись каждые полчаса. Когда мы приходили в какой-нибудь ресторан, ему требовался подробный отчет о том, как и из чего приготовлен его ужин. Один раз он заставил официантку принести все, что было указано в меню, потом попробовал из каждой тарелки и выбрал... фруктовый десерт! Остальное он назвал третьесортным фастфудом и записал это в благодарственной книге заведения. Помню, я тогда долго смеялся. А ночью он захотел есть, и мне уже стало совсем не до смеха. Видишь ли, когда он лежал рядом, у меня возникали немного другие желания, - Дитер грустно улыбнулся.
- И все равно ты оставался с ним?
- Да...
- Значит в нем было что-то хорошее.
- Он был, как наркотик. Это неправильно.
- Что можно было сделать, чтобы изменить ситуацию?
- Я всегда себе по-разному отвечаю... Фак!
- Ты понимаешь, что тогда невозможно было ничего исправить и все равно ведешь диалоги с самим собой?
- Да, наверное... Его уже нет, но я по-прежнему с ним борюсь в своей голове. Иногда я реально боюсь свихнуться.
- Возможно, тебе стоить съездить куда-нибудь. Может быть, даже переезд. Обычно такая встряска идет на пользу.
- Я уже сделал это однажды, ты же знаешь.
- И твое состояние более-менее улучшилось. Ты сейчас пишешь что-нибудь?
- Нет. Я пробовал, но это ушло...
Раньше Дитер не только продюсировал молодых звезд, но и сочинял для них песни. Во время романа с Томасом он ощущал бесконечное творческое вдохновение. Не было ничего лучше, чем сесть за пульт и слушать этот нежный высокий голос, видеть, как приоткрываются эти губы и кончик языка касается зубов. На сцене Томас двигался чувственно, медленно покачивая бедрами, и томно смотрел в камеру. Трахни меня, - ясно читалось на его лице. А некоторые операторы предпочитали снимать его со спины. Дитер был уверен: глядя на Томаса, каждый педик ловил себя на мысли том, что порно - это не только, когда голые и в койке. Обсешен... У него есть настоящее, у него есть музыка и способности, карьера, упорство, деньги, но это чувство, оно похоже на ломку. Оно не поддавалось холодному психологическому анализу. Можно было тысячу раз повторять себе, что всё кончилось, как короткий сумасшедший сон, это ничего не меняло.
Он чувствовал, что сам становится жестоким эгоистом. Лени, такой хороший, такой ласковый мальчик, приходил к нему, несмотря на его грубые слова и невнимательность, отдавался ему со всей искренностью, а он прогнал его и не ощущал за собой никакой вины.
После разрыва юноша появлялся у него дома всего один раз, примерно в то же время, что и впервые. Дик возбужденно лаял, царапая когтями дверь. Так поздно к Дитеру раньше приезжал только один человек, и Дик скучал по нему не меньше, чем хозяин, и спал всегда с левой стороны от кровати, там, где обычно спал Томас. Болен ложился справа, ближе к двери, как второй сторожевой пес...
Болен открыл, и Лени сразу отметил щетину и морщинки усталости в уголках его глаз. Дитер был в одних джинсах, босиком. Легко взлохмаченные светлые волосы и сигарета. Юноша смущенно опустил взгляд.
- Какие мы стеснительные, - пробормотал Болен и ушел в дом, не приглашая Лени, но в принципе оставляя дверь открытой.
На полу в гостиной лежал нетбук. "Клонирование (биотехнология). Наибольшее внимание учёных и общественности привлекает клонирование многоклеточных организмов, которое стало возможным благодаря успехам генной инженерии. Существует принципиальная возможность воспроизведения умершего организма, при условии сохранения его генетического материала..." - выцепил глаз Лени, прежде чем Болен закрыл монитор.
- И? - спросил он, затягиваясь и углубляясь в какие-то бумаги, разбросанные по полу вокруг ноута. Все это создавало атмосферу напряженности. Лени чувствовал себя лишним и чужим.
- Тебя не было в БиЭмАй всю неделю. я...
- Соскучился, - сделал вывод Болен, вытягивая длинные ноги в джинсах вперед.
- Да, - Лени так послушно со всем соглашался, это вызывало скуку.
- Все кончилось, бэби, - сказал Дитер, не поднимая головы от бумаг, - а по сути ничего и не начиналось.
- Я понимаю, - совсем тихо прошептал юноша, - но я бы хотел, чтобы мы хотя бы остались друзьями, а не просто коллегами...
- Мне это не нужно, - жестко отрезал Болен.
- А как же я? - лицо Лени стало совсем потерянным.
- Я, кажется, тебя заранее предупреждал, мальчик.
А на следующее утро Лени узнал, что Болен больше не его продюсер и что он вообще собирается уехать из Дрездена.
- Дитер, ты совсем свихнулся?! Фак! – Бауэр орал в кабинете БиЭмАй и метался из угла в угол, как загнанный в клетку тигр. – Ты бросаешь компанию в такой момент, когда мы наконец-то выходим на мировой уровень?! Ты думаешь, ты плюешь только на собственную репутацию? Ты кладешь и на наш общий бизнес!
- В тебе говорят чувства, - Дитер сидел за столом, в небрежной позе нога на ногу. – Мой уход никак не повлияет на БиЭмАй. Тебе просто нравится со мной работать, и ты не хочешь меня отпускать.
- Ты самоуверенный болван! – Бауэр стукнул кулаком по столу и поморщился. - Знаешь, что?! Я найду для БиЭмАй такие кадры, я приглашу самого Бентона! Мы прославимся на весь мир, и тогда ты приползешь обратно! Только этот номер не пройдет, я пошлю тебя, куда подальше, фак!
- Я не собираюсь возвращаться, ни потом, ни сейчас, - Болен подошел к нему и взял за плечо, – Годфрид, все будет хорошо. Удачи с Бентоном.
- Почему? – Бауэр растерянно посмотрел на него.
И это несгибаемый директор БиЭмАй, как мастерски обстоятельства снимают с людей маски, - подумал Дитер.
- Я здесь схожу с ума, - просто ответил он. – Мне надо сменить обстановку.
- Ты уже ее менял.
- И то, чем я занимаюсь.
- Где и чем ты собираешься заняться, если не секрет? – лицо Бауэра удивленно вытянулось.
- У меня есть квартира в Лондоне, - Дитер порылся в карманах в поисках сигаретной пачки. – Насчет работы… Мой старый приятель, с которым мы в юности исколесили всю Восточную Германию, переезжает в Калифорнию, он предложил мне кое-что интересное…
- Это связано с шоубизом?
- Частично.
- Ты меняешь шоубиз на "кое-что интересное"? Нет, Болен, ты реально свихнулся!
Дик усердно помогал хозяину собирать вещи, он крутился вокруг шкафа, играл с брюками, хватая их зубами, рыча и подтаскивая к чемодану. Хозяин был немного грустным и двигался слишком медленно. В конце концов, Дик не выдержал и с лаем прыгнул ему на колени, когда Болен сел на кровать и закурил.
- Мы уезжаем, пес, - сказал Дитер, и Дик серьезно посмотрел на него. - Этот дом меня больше не принимает. Я знаю, ты будешь скучать по чайкам, но я обещаю, что отвезу тебя летом на море....
- Ав! - ответил Дик и заскулил.
- Эй, не хандри, приятель! - Болен потрепал пса за ухом. - Он все равно сюда не приедет. Ничего не изменится, если мы будем жить в другом месте.
Дитер потянулся и встал. Его взгляд остановился на верхнем ящике тумбы. Он открыл его и несколько секунд просто смотрел на единственную коробку, лежащую внутри, потом все-таки отодвинул крышку. Фотокарточки не было. Дик поднял голову и шумно задышал, хозяин метался в спальне, переворачивая подушки, переворошил кровать, все вещи в шкафу и остановился посреди комнаты с совершенно пустым взглядом.
- Ав! - сказал Дик и, спрыгнув на пол, прижался к его ногам.
- Все в порядке, пес, все хорошо, - Дитер опустился на корточки рядом с ним, крепко взяв за ошейник.
Потом Болен поднялся, достал с верхней полки шкафа что-то, завернутое в тонкий полосатый шарф, и аккуратно убрал сверток в чемодан.
- Хотя бы это цело, - сказал он.
Кассета отправилась на место свертка.
Болен плеснул себе виски, сердце гулко, неприятно билось в ушах, отдавая болью в затылок. Это было единственное живое фото Томаса, которое он позволил себе оставить, фото, где он казался таким искренним и настоящим, во всяком случае, Дитеру нравилось так думать. Ему до сих пор хотелось верить в то, что Томас на видео и Томас на фото были абсолютно разными людьми. Поэтому он хранил их рядом, как доказательство существования другого Томаса. Этот хамелеон всегда был таким: то желчным и развратным, то чувствительным и ласковым, just like an angel…
Дитер запер дверь спальни с ощущением какой-то фатальности происходящего. Наверное, это знак, и ангела никогда не существовало, была только мстительная мерзкая сучка, которая иногда притворялась невинной овечкой, и я должен от нее избавиться, - подумал он.
- Дик за мной!
Алекс Дрейтон Пен любил свой родной город. Он нашел бы любую улицу в Лондоне с закрытыми глазами. Раньше его мать шутила, что у него в голове встроен какой-то особенный маячок. А отец отвечал: просто мальчик должен был родиться слепым, но наверху что-то перепутали. Правда, все это было до того, как Алекс Дрейтон ушел из дома, потому что наверху перепутали кое-что еще. Он уже несколько лет не видел родителей и немного по ним скучал. Наверное, они тоже скучали, но не показывали своих чувств. Он же по-прежнему оставался Алексом Дрейтоном Пеном, студентом Медицинской академии, примерным племянником тети Бетт, у которой жил на Wardour Street, 75, лаборантом Лондонской лаборатории-госпиталя и педиком. После того, как мать застала его с Крисом О'Дональдом, соседом, красивым мускулистым ирландским парнем и будущим автослесарем - в общем-то это был мимолетный роман, неплохой секс, и ничего больше - у Алекса не отросла грудь, он не запел голосом кастрата и даже не вышел замуж за Элтона Джона, но миссис Пен уже мысленно видела его в кружевном переднике, а-ля секси-горничная, в позе догги-стайл, а вокруг него не меньше десятка похотливых самцов. Отец сразу же попытался вспомнить прежние бдсм-практики, но Алекс Дрейтон все-таки успел схватить рюкзак и спуститься со второго этажа по своему любимому дереву детства. Это было последнее воспоминание Алекса о sweet, sweet home.
- Эй, Дрейтон, крошка, привет! Ты сделаешь, мне сегодня мой любимый напиток? Эта новая девочка, которая стоит по будням, ни хрена не понимает в спиртном.
По выходным Алекс подрабатывал барменом в самом лучшем, самом шумном и самом лояльном заведении Сохо, в Арене.
Миранда смотрела на него своими густо подведенными томными глазами и стучала пальчиками в золотых кольцах по барной стойке.
- Конечно, Чарльз, - сказал Алекс. - Содовая со льдом. В принципе тут все очень просто - встряхнуть со льдом, слить в стакан коллинз, поверх льда долить Содовую. Оформить кольцами лимона и апельсина и вишней. Подавать с трубочкой.
- О, крошка, ты гений! И не называй меня Чарльзом, пожалуйста, я Миранда - звезда танцпола, не забывай, - она привстала и соблазнительно покрутила задом, удачно попадая в ритм америкэн диско, плотно заполнявшего полумрак venues*. - Кто такой Чарльз, не знаю никакого Чарльза!
- Тебе надо меньше пить виски, - засмеялся Алекс, пуская бокал с напитком по гладкой стойке прямо ей в руки.
- О, на этот счет я могу рассказать тебе историю, пока совсем не напилась, - подмигнула Миранда. - Как-то избиратель спросил конгрессмена о его отношении к виски. Если вы имеете в виду дьявольский напиток, который отравляет умы, иссушает тело, разрушает семейную жизнь и подталкивает грешников на новые проступки, то я против, сказал конгрессмен. Но если вы говорите об эликсире новогодних здравиц, защите от зимней стужи и продукции, облагаемой налогом, дающим возможность помочь общественным столовым и детям-инвалидам, то я - за. Это моя бескомпромиссная позиция. Моя тоже, - Миранда подняла бокал вверх и, изящно покачивая бедрами, поплыла в зал.
Ночью Арена была восхитительна, Алекс Дрейтон обожал это место: радужный свет проекторов, musique des couleur, мерцающий зеленый остров танцпола и сотни довольных лиц. Арена стала для него источником положительных ощущений на всю неделю, отличный противовес скучной монотонной работе в госпитале. Конечно, здесь иногда случались потасовки, как джины из бутылки, появлялись мелкие дилеры с белым порошком счастья, но для всего этого были причины. Алекс объяснял их человеческой природой, вечным стремлением к противоположному. Если ты счастлив, тебя обязательно тянет на приключения. Абсолютное довольство обычно вызывает чувство страха, и все время хочется разбить любимую вазу. Вдогонку собственным мыслям Алекс действительно разбил бокал с шампанским, приготовленным для Мери Браун, симпатичной мулатки, которая иногда танцевала с девочками Барона, владельца соседнего стрипбара.
- Хей, Дрейтон, привет. Я смотрю, ты сегодня не выспался!
Алекс вылез из-под барной стойки и заулыбался.
- Привет, мистер Бергер!
Арнольд Бергер, владелец и управляющий Арены, стоял прямо у входа в бар и сверкал своими белыми зубами. Алекс считал его красавчиком. Бергер вообще был в его вкусе, светлые, немного в рыжину волосы, открытое приветливое лицо с упрямым подбородком, высокая подтянутая фигура... И безнадежный стрейт.
- Как настроение? Почему руки трясутся? - Берген хохотнул.
- Все o'key, мистер Арнольд, я просто задумался! - ответил Алекс, перекрикивая очередной модный соул.
Бергер был внимательным управляющим, его действительно интересовало состояние работников и общий настрой всего заведения. К тому же Алекс Дрейтон был не только хорошим барменом, но и активистом, организатором parties и массы других мероприятий, он знал всех и каждого. Бергер очень дорожил таким ценным сотрудником.
- Дрейтон, я утром сообщу вам всем кое-какую новость, у тебя еще будет время что-нибудь уронить! - крикнул он. - А пока будь внимательней, малыш!
Алекс удивленно переглянулся с Меган, официанткой, и пожал плечами.
- Не иначе наш мистер хочет представить нам свою новую жену, - шепнула Мегги, перегнувшись через стойку.
- Ну, от этой новости я бы вряд ли что-нибудь разбил, - Алекс проводил взглядом широкую спину директора. - Наверное, случится что-то на самом деле грандиозное...
Где-то около двух часов ночи к стойке пританцевали Мери Браун и Джил, самая постоянная тусовщица Арены.
- Дрейтон, ты видел нашего Шварца с каким-то высоким типом? - за глаза они называли Бергера Шварцем, частично из-за совпадения имен, частично из-за того. что у него была такая же спортивная мощная фигура.
- Нет. Что за тип? - Алекс посмотрел по сторонам в поисках шефа.
- О, совершенно сказочный мен, - Джил закатила глаза, - широкоплечий, с голубыми глазами, волосы такие выцветшие на солнце, просто супер! Настоящий ариец!
- Интересно, кто это, - Мери рефлекторно поправила прическу, как будто ее уже собирались представить незнакомцу.
- Если бы нас оставили наедине, я бы его сразу завалила! - подтвердила Джил.
- Дорогая, не искушай мое воображение, дай спокойно доработать смену! - сказал Алекс. - Вам чего-нибудь налить?
- Давай водки! Только ты опять мимо не нальешь, крошка? - засмеялась Мери.
- Не уверен, особенно после того, как шеф объявил, что сообщит нам какую-то новость.
- О боже, сегодня просто чумовой день! Какая еще новость?
Алекс Дрейтон развел руками.
Последняя сногсшибательная новость от Бергера была полгода назад, о том, что он женился на леди Нильсен, самой настоящей леди, кажется, она была графиней или баронессой. Арнольд оставил заведение на два месяца и вернулся уже в разводе.
- Наш плейбой опять ведет кого-то в церковь святой Терезы?
Они рассмеялись.
- В любом случае, это тайна, и узнают ее только сотрудники Арены, - Алекс подмигнул девушкам.
- О, Дрейтон, ты же расскажешь нам? - Мери надула губы.
- Не будь ребенком, мисс Браун, - Алекс строго помотал пальцем в воздухе. - Конечно, расскажу. Держи свою водку, пьяница.
- Виски мистеру Болену, - велел Бергер спустя пару часов.
- Не разбавляйте, - добавил тот, кого назвали мистером Боленом, и Алекс Дрейтон столкнулся со взглядом прищуренных голубых глаз.
А вот и наш загадочный супермен, - подумал Алекс Дрейтон, пуская бокал по стойке. Мужчина действительно был высок и привлекателен, но дать однозначное определение его внешности Алекс не смог, его нельзя было назвать красавчиком, лицо казалось слишком резким и твердым, но нечто, часто называемое sexapil, угадывалось сразу, оно просто витало в воздухе рядом с ним.
- Итак, что скажешь, тебе здесь нравится?
Светловолосый оперся локтями о стойку и уставился в свой бокал.
Алекс Дрейтон опустил голову, смешивая очередной коктейль.
- Да, всё о'кей, здесь классно, - услышал он краем уха голос приятеля Бергера. - Но ты не говорил мне обо всех этих людях... Я не знаю, не знаю...
- С каких пор ты стал ханжой, Ди?! - воскликнул Бергер и перешел на немецкий.
Значит, этот Болен его старый знакомый и они давно не виделись, - подумал Алекс, протягивая клиенту очередную Маргариту, - какого черта он вытянул его из прошлого и привел в Арену? - Алекс Дрейтон начал испытывать беспокойство. Кажется, шеф готовил очередную авантюру.
- Mein lieber, я переезжаю в Калифорнию, - без предисловий начал Бергер.
Утром Арена была похожа на захламленный холл какого-нибудь аэровокзала, хороший антураж для прощальной речи.
Сотрудники заведения громко протестовали, сидя на своих стульях, составленных в кружок.
- Такова жизнь, приоритеты меняются... - Бергер стоял в центре этого круга и немного оправдывался.
- Мистер Арнольд, вы нас увольняете?
- Вы продаете Арену под кинотеатр или какой-нибудь десятый в Сохо кафетерий?!
Персонал дружно протянул возмущенное "у-у-у!"
- Разве я могу так поступить со своими любимыми зайчиками, - Бергер поцеловал в щечку Леа, маленькую брюнетку-официантку. - Это место теперь принадлежит другому человеку, моему очень хорошему другу, он вам понравится.
- И вы уезжаете навсегда? - Алекс Дрейтон тоскливо посмотрел на немца.
- Ja.
- Это ужасно, - заключил Тед, бар-менеджер.
Бергер развел руками
- Дорогие мои, вы в любое время можете подать заявление об уходе. Ваш новый хозяин вас с удовольствием рассчитает. Да, Дитер?
Блондин, сидевший поодаль за столиком, равнодушно кивнул.
- Разрешите представить, новый владелец и управляющий Арены - Дитер Болен,- Бергер улыбнулся.
- Можно просто Ди, - сказал Болен.
В нем определенно что-то есть, - подумал Алекс, - что-то демоническое.
Этот Болен вполне мог бы превратить заведение в черную готическую крепость и пускать только брутальных кожаных самцов с их тонкими подружками, похожими на проволочных блестящих бабочек. В глазах у него была какая-то непонятная тоска и неприютность, как будто он потерялся или вообще никогда не имел дома.
- Я хочу быть откровенным, я впервые в такой роли, до этого занимался шоубизнесом, плотно занимался, у меня были достаточно крупные проекты в Германии, - прозвучал его резковатый голос. - И опережая вопрос, почему я здесь. Я здесь по чисто эгоистическим соображениям, мне надо изменить кое-что в себе, Арены это совершенно не коснется. Клуб останется тем, чем был до меня.
В тишине Алекс Дрейтон недоверчиво хмыкнул.
- Ну, конечно, кое-что поменяется инерционно, само собой, - Болен поймал его взгляд и в первый раз за все время улыбнулся, улыбка сделала его лицо очень приятным и располагающим. - И еще мне нужна секретарша.
- Мисс Уинсли всегда к твоим услугам, - сказал Бергер.
- Та, что приносила сегодня чай?
- Она самая.
- Нет, не пойдет, слишком много болтает и слишком большие сиськи, меня это будет отвлекать. Сегодня вечером буду внимательней в баре, устрою конкурс на должность мисс Уинсли, - он опять широко улыбнулся, и официант… Продолжение »