|
…леснуть наружу адреналин и ярость, он не в силах видеть эти горькие слезы. Душащая боль и жалость стискивает его сердце. Он тихонько опускается рядом и, обняв Майкла за плечи, начинает укачивать его, словно ребенка.
- Успокойся, малыш… Перестань. Ты принимаешь все так близко к сердцу – так нельзя. Это неправильно. - Я устал, Томми… Безумно устал. Меня вымотало одиночество. Ты удивлен? – он говорил очень тихо, не поднимая головы. И его слова, полные горечи и разочарования, как острые иглы пронзали пространство вокруг, метко попадая в самое сердце. – Да! Слава и успех – это чудесно! Это эйфория, сносящая мозг… И даже каторжный труд – цена этому триумфу – ничто, по сравнению с пустотой вокруг. Ты ловишь себя на том, что разговариваешь с луной, с листом писчей бумаги, с отражением в зеркале… И, чтобы окончательно не сойти с ума от пустоты рядом – окружаешь себя манекенами и продолжаешь свой монолог. Теперь уже с подобием людей. Рассуждаешь о жизни, делишься мечтами и планами, рассказываешь о придуманной любви. Это страшно, Том! В голосе начинает сквозить истерика, с каждой брошенной фразой голос звучит громче и пронзительнее. Андерс плотнее прижимает его к себе: - Пойдем, маленький… Нужно подняться. Я уложу тебя в постель. Майкл вытирает слезы с лица ладонями и послушно встает с пола. Повинуясь Томасу, проходит в комнату и садится на краешке широкой кровати. Том опускается перед ним на пол и разводит его колени в стороны, не отрываясь, глядя в глаза. В полной тишине он слышит, как Майкл задерживает дыхание, настороженно пытаясь угадать, что ждет его дальше. Слегка касаясь узкой ладонью его промежности, Томас медленно расстегивает ремень на брюках: - Ты не против? – он выдыхает этот вопрос и, не дожидаясь ответа, скользит кончиком языка по его губам, чувствуя соленый вкус недавних слез. И Майкл пытается поймать его язык губами, смущенно улыбаясь в ответ. Том сравнивал его с собой. Он знал все то, о чем говорил ему этот напряженный мальчик, затаивший дыхание в его руках. Ему была до боли известна и усталость, и рев толпы, и гнетущие обязательства… Но одиночество – такое пронзительное и ошеломляющее, о котором он услышал сейчас, ему было неведомо. Да, иногда он чувствовал себя брошенным и непонятым до конца. Иногда ночи без сна сводили с ума. Но размышляя над их причиной, он в конечном итоге винил во всем себя. Свою глупую гордость, отчаянный эгоизм и не прошедшую с возрастом капризность. И чувствовал облегчение, зная, что есть человек, который всегда подставит свое плечо, выслушает и успокоит, укрывая от всех печалей своей нежностью и любовью. Это был Дитер… Его Ди…Светловолосый великан со смеющимися синими глазами. А сейчас он, чувствуя свою власть над Майклом, хотел насладиться ей до самого конца. Попытаться сделать его счастливым хоть на несколько часов… Стать для него этой несокрушимой стеной, отдавая свою нежность и частичку любви. Замок на брюках, издав тихий звук, был давно расстегнут. И Том, не переставая ласкать через ткань твердый возбужденный член, продолжал всматриваться в лицо Майкла. Ему хотелось предугадать его эмоции, зная, как разум и искушение борются у него в душе. - Том… - очень тихо и невесомо… - Ты хочешь этого? - Да… - он отвечает сразу, не раздумывая. - Помоги мне. Майкл чуть приподнимается на руках, и Томас спускает с его бедер брюки, освобождая красивый ровный ствол. С восхищением рассматривает этого огромного зверя, с вздувшимися венками и пульсирующего от напряжения. Его прохладные пальцы обхватывают его и, скользя вниз, сдвигают крайнюю плоть. Глянцевая розовая головка с выступившей маленькой капелькой, словно росинкой на сочном листе, заставляет улыбнуться. - Малыш, ты великолепен… - восторженно шепчет Том. Дыхание Майкла начинает сбиваться. Он шумно втягивает носом воздух и забавно сопит от нетерпения. Том медлит. Слегка смочив указательный палец слюной, он проводит им по краю головки, очерчивая ее ореол. Майкл откидывает голову назад, и с его губ слетает легкий стон. - Томми… - так жалобно, словно просьба не мучить его больше. Но Томас не спешит, рассматривая узор из морщинок, которым мгновенно покрывается глянец, отвечая на внезапное влажное прикосновение, словно пересохшая земля, требующая воды. И он сжалился, повторив языком путь своего тонкого, почти прозрачного пальца. Майк наблюдал за ним, словно пытался до конца осмыслить то, что сейчас происходит. При этом он изо всех сил старался до последнего не слететь с катушек, но подернутые влажным туманом глаза, словно говорили об обратном. Это ненадолго… Том очень хотел, чтобы он это видел. Не смея дальше тянуть, он пробежал кончиком языка по стволу сверху вниз и обхватил его, наконец , губами. И снова стон, как награда. Пальцы нежно перебирают волосы Томаса, слегка путаясь в густых прядях. Едва уловимое движение бедер вперед, пытаясь связать его своим ритмом. Том старается взять его полностью, но понимает, что это невозможно. Чуть помогая себе рукой, слегка сжимая у основания, Том нежно посасывает его член, упиваясь этим подрагивающим в ответ напряжением. Упругий и сильный, он мгновенно реагирует на ласку, живя своей жизнью. И только движение навстречу влажности рта, уже более осмысленное и требовательное, указывает на его связь с самим Майклом. Чуть отстранившись и пробегая пальцами вверх вниз, Томас снова поднимает голову и встречает молящий взгляд полуприкрытых темных глаз. - Как ты, маленький? -Том… Я больше не могу… Я сейчас кончу… - он отвечает очень тихо, и его ответ вновь глушится хриплым протяжным стоном. - Солнышко… - нежная улыбка Тома, и, ощущая вновь жесткость его губ на себе, Майкл срывается в бездну, судорожно впиваясь пальцами в его хрупкие плечи. В горло Томаса ударяет горячая струя, он глотает и высасывает ее до конца, упиваясь ее пряным нежным вкусом. А потом его язычок, прижимая головку ствола к небу, гладит ее своим кончиком, пытаясь забраться в маленькое отверстие на самой вершине. - Господи, что это было? Вот это да-а-а…. Майкл говорит так медленно и так тянет слова, словно пытается выплыть из омута охватившей его истомы и неги. - Мальчику понравилось? Глаза Томаса светятся от счастья. Майкл притягивает его к себе за шею и, выдыхая ему в рот: «Ты просто чудо…Ласковое и нежное чудо…» - накрывает его губы своими. Долгий протяжный поцелуй… Его язык блуждает по небу, вылизывая и собирая полутона своего вкуса. От этого снова кружится голова, и его словно несет куда-то. Возникает нестерпимое желание коснуться обнаженного тела Томаса, гладить его, скользить языком по смуглой матовой коже, заставить трепетать в своих руках. И этот порыв отзывается вновь накатившей тяжестью в паху. Словно то, что сейчас произошло, за несколько минут безвозвратно потерялось в закоулках памяти… И тело требовало новых ласк, поцелуев до исступления, и нового ощущения этой блаженной истомы… Майкл откидывается на кровать, увлекая за собой легкого, словно невесомого Томаса. Он старается не разорвать поцелуй, опрокидывая его на спину и запуская пальцы в разметавшиеся по желтому атласному покрывалу, каштановые пряди его волос. - Они такие мягкие, точно шелк,- он шепчет, стараясь перевести дыхание, любуясь золотистыми брызгами в его карих глазах. Чуть капризные губы Тома трогает нежная улыбка, он игриво накручивает на палец свисающую вниз, вьющуюся прядь волос Майкла и мурлычет, как котенок: - А ты такой кудряшкин… Обожаю кудряшки… И снова легкое касание губ, сначала осторожное и робкое. Но через миг, их охватывает новое неистовое желание раствориться друг в друге. Это похоже на русла двух рек, которые, слившись, в одночасье становятся бурлящим и всесокрушающим потоком. - Помоги мне, – Майкл тянет белоснежную тончайшую шерсть свитера вверх, и Том послушно вытягивает руки. Эм Джэй, затаив дыхание, рассматривал его тело. Рука словно зависла в воздухе на мгновение, не смея коснуться кожи. Ему казалось, что это точеная фигурка неведомого в нашем мире божка замерла перед его глазами, закинув за голову тонкие руки. Том упивался этим восхищением, его сводил с ума полный страсти и вожделения взгляд. Он знал, что робость и страх, с которым Майкл замер перед тем, как дотронуться до него, мимолетны. Он уже начал привыкать к мысли, что его невозможно просчитать, предугадать и понять до конца… Как качели, поднимающие на головокружительную высоту и стремительно падающие вниз, он менялся в долю секунды, превращаясь из милого ребенка в неистового демона с ледяным взглядом. И все равно, Томас желал видеть его маленьким, замершим на пороге в неизвестность и стремящимся ее постигнуть в полной мере. Когда его пальцы, длинные и красивые, коснулись подушечками его груди, Том невольно подался ему навстречу, прогнувшись в пояснице. Он рисует на его коже, словно изучает каждый изгиб его тела. Выводит замысловатые арабески, стараясь пройти путь пальцами, чтобы потом повторить его губами по памяти. Пробегая по слегка выступающим ребрам, он обводит напряженные соски, один за другим, и опускается ниже. Томас поднимает руки и, не утруждая себя расстегиванием пуговиц, стягивает алую шелковую рубашку вместе с футболкой с его спины. Майкл покорно завершает это, скинув одежду через голову. Запутавшись в рукавах, он хихикнул и растерянно протянул к нему ладони с намотанной на них бело – алой тканью. По-детски хныкнув, он капризно протянул: - То-ом… Его лицо было очаровательным! Бровки домиком и чуть выпяченная вперед нижняя губа умиляли и заставили Андерса улыбнуться: - Майк - ты такое чудо! - Я опять похож на тушканчика? – лукавый смеющийся взгляд влажных глаз. Томас поднимается и встает на колени. Убирая с лица упавшие вьющиеся локоны, Майкл откидывает голову назад и, перекидывая через него связанные руки, рубашкой притягивает его к себе. Два смуглых обнаженных торса коснулись друг друга, обжигая кожу. Том скользит ладонями по слегка покатым плечам и вожделенно припадает губами к заветной ямочке между выпирающих ключиц. Так долго он стремился сделать это, поймать языком бьющуюся жилку и припасть к ней губами. Пальцы ласкают сильную шею Майкла, зарываясь в пленительный водопад струящихся локонов. - Освободи меня, я хочу … - Майк тянется к нему губами. Он тихий и послушный, и у Тома вылетает сердце, видя в его глазах такую опасную покорность. - Малыш… ты попался, - он выдыхает ему в рот эти слова, продолжая ласкать ладонями гладкое напряженное тело, спускаясь все ниже и ниже. Майк тянет его к себе все теснее, упираясь своим, точно каменным членом, в живот. Со стоном он проталкивает язык глубже в его рот, и дыхание Тома вновь сбивается от удовольствия, голова начинает кружиться от этих сильных и настойчивых губ. Они словно выпивают его без остатка. Он, лаская рукой его ствол, блуждая сверху вниз и чуть стискивая его пальцами, такого упругого и горячего, расстегнул свои джинсы и стянул их до колен одной рукой. Майкл отчаянно хотел участвовать в процессе, но Тома заводила его беспомощность и бессилие. Он наслаждался его скованностью и своей полной свободой в движениях. И в тот момент, когда он заключил в свои прохладные ладони два подрагивающих от возбуждения члена, смыкая их между собой, и они точно заскользили друг по другу, Майкл взвыл, моля о пощаде: - Томми, отпусти меня, детка… Этот хриплый стон был наполненный болью и сумасшедшим желанием. Он менялся… Маленький капризный ребенок таял на его глазах, давая свободу повелителю. Он снова перекидывает руки вперед, теребя зубами губы от нетерпения. И, едва оказавшись на свободе, опрокидывает его на кровать, рывком сдергивая остатки одежды. Майкл зависает над распростертым под собой парнем, заведя его руки за голову и перехватив одной ладонью тонкие и хрупкие запястья. Он поедает его взглядом, любуясь этой красотой и совершенством. Его кожа, цвета насыщенного топленого молока, впитывая солнечный свет, кажется, сияет, отражая золото атласного покрывала. - Малыш, что-то не так? – Том потянулся, прогибаясь в спине ему навстречу и закинув ногу ему на бедро, погладил кончиками пальцев под коленом.
|