Angie

Тайна Томаса Андерселли

Пейринг: Дитер Боленаччи/Томас Андерселли
Жанр: романс, немного драмы, но с хеппи ендом, полное AU
Рейтинг: R
Размер: midi
Краткое содержание: Время - 19 век. Пока не известный миру кастрат Томас Андерселли, обладатель необыкновенного подвижного меццо-сопрано и стра-а-а--шного прошлого, приезжает в Неаполь. Он хочет стать солистом одного из самых известный оперных театров Неаполя. Но там есть свои примы и премьеры, и они не слишком рады появлению молодого гения. Одна надежда на директора театра Дитера Боленаччи, бывшего когда-то другом семьи Андерселли. Но Томас не может согласиться на его условия. Или может? А тут еще стра-а-ашное прошлое не дает покоя. Удастся ли молодому певцу стать знаменитым и обрести счастье?

Бархатный вечер опустился на Неаполь, украсив здания и великолепные площади золотистым сиянием. Ветерок шевелил листву засыпающих деревьев, прогоняя их шелестом дневной зной. Над землёй разливалась ночная свежесть, в небе сонно проплывало небольшое облако. Его тень упала причудливым росчерком на лестницу Неапольского театра оперы. Из здания доносилась сказочная музыка, на её крыльях летел чудесный голос, вещавший миру о безответной любви. Он проникал в открытое окно экипажа, стоявшего рядом с театром. Тонконогие кони замерли, боясь ударить копытом и испортить впечатление от божественного голоса певца. Кучер на козлах мало смыслил в прекрасном и решил вздремнуть. Пассажир раздвинул занавески, чтобы лучше слышать арию. Вечерний свет озарил лицо незнакомца, не скрытое более за венецианским кружевом. Любой художник посчитал бы за великую честь написать его портрет – юная красота, подобная утренней заре, не омрачённой облаками, поражала чистотой и свежестью. Бутон розы, ещё не распустившийся, но испускающий тонкий аромат, не может быть столь прекрасным, как юное создание, слушавшее звуки оперы. Тёмные, как смоль, волосы завивались изящными кудряшками, ниспадая на плечи. Красивое смуглое лицо омрачала грусть, в карих глазах застыло выражение надежды, а чуть пухлые, кораллового цвета губы дрогнули в мимолётной улыбке.
- Эй, любезный, отвези меня назад, в гостиницу! – голос юного существа был под стать его внешности. Лесная нимфа не смогла бы извлечь из своей флейты более нежные звуки.
Кучер хлопнул вожжами по крупам лошадей, и экипаж покатился по мостовой, покачиваясь на рессорах. Звуки музыки утонули в цокоте копыт, театр оперы скрылся за поворотом. Карета быстро проезжала по улицам, распугивая голубей. Испуганные птицы взлетали на крыши и там недовольно ворковали. Ночь вступила в свои права, когда экипаж остановился у здания гостиницы.
Подбежавший слуга открыл дверь и откинул подножку, помогая молодому человеку выйти из экипажа. Грациозный юноша, одетый по последней моде, легко спрыгнул с подножки на землю и направился к дверям. Он миновал холл, поднялся на второй этаж и вошёл в свои комнаты. Устало вздохнул, скинул с себя камзол и лёг на кровать.
- Я во что бы то ни стало должен петь в этом театре! – обратился он к слуге, который тихо вошёл и накрыл на стол для позднего ужина. – Ведь не может моё невезение продолжаться вечно!
- Да, господин Андерселли, ваш талант обязаны оценить по достоинству.
Молодой человек звонко засмеялся и встал с постели.
- У меня лучшее сопрано в Италии, нет, пожалуй, во всей Европе! Мой голос рождён для партии Царицы Ночи! О, никто не сможет передать всю её чувственность лучше меня! Большинство певцов не понимают того, о чём поют! Им неведома вся глубина персонажа! А я…
- А вы очень чувственный певец, ваш голос идёт из сердца! Но и о желудке забывать не стоит, господин мой! Извольте отужинать! – ворча себе под нос, слуга налил в бокал вина. Его золотисто-медовый оттенок мягко играл в свете канделябра.
Старый Луис, испанец по происхождению, почти три года находился на службе у Томаса Андерселли. Слуге нравился покладистый характер юного господина, однако певцу было свойственно самолюбование. Он мог часами сидеть у зеркала и рассуждать о собственной значимости. Луис терпеливо слушал его, понимая, что юноша во многом был прав. Томас Андерселли действительно обладал очень красивым сопрано. Но за голос пришлось заплатить немалую цену – Томас был кастратом.
Мальчик рано остался без родителей, и его отдали в приют, который располагался при монастыре Монте-Оливето-Маджоре. Ужасную по своей жестокости, бездушную операцию провели, когда Том был в возрасте десяти лет. Бедняга болел очень долго, врачи диагностировали заражение крови и подписали Тому смертный приговор. Сейчас уже сложно судить: то ли юный организм справился с болезнью, то ли врачи попались не лучшие, но Томас выжил. Очень скоро он встал на ноги и, казалось, забыл о том, что с ним произошло в страшной комнате. Ещё несколько лет Андерселли жил в стенах приюта, где с ним занимался учитель пения – мальчик подавал большие надежды. В скором времени, после одного из выступлений на благотворительном вечере в честь городского праздника урожая, юное дарование заметил князь Джакометти. После переговоров с настоятелем монастыря князь выкупил Андерселли для своего театра.
Казалось, сама судьба открыла двери перед юным певцом. Но злой рок начал охоту на свою жертву. В княжеском дворце Томасу жилось очень хорошо, его оберегали и баловали. В распоряжении юноши были слуга и даже небольшой экипаж. Красивая жизнь длилась около года. Летом Джакометти решил дать большое оперное представление. Приглашённых было много. Посмотреть на нового солиста приехал в княжеский дворец и старший брат Джакометти, принявший сан священника.
Томас очень волновался перед выступлением, хотя роль свою знал наизусть. Волнение оказалось напрасным – был полный аншлаг, зрители с восторгом несколько раз вызывали на сцену блистательного и талантливого Андерселли. Казалось бы, слава об очаровательном Томасе должна была разойтись далеко за пределы княжеских владений, однако этого не произошло. О Томасе Андерселли быстро забыли, а князь Джакометти нашёл себе нового певца. Юного Томаса прогнали из дворца. Ему пришлось искать приюта в ближайшем городе. Суровая жизнь усмехнулась неподготовленному юноше, однако он не собирался легко сдаваться. Продав сценические наряды, Андерселли стал обладателем довольно приличной суммы денег. Он нанял слугу, несчастного бродягу, у которого не было своего угла, и старик ответил юноше благодарностью. Вместе они объехали почти всю Италию, но ни в одном театре Том не смог найти себе места. Его прослушивали, восторгались голосом, обещали главные роли, но всё это превращалось в пустой звук, когда Томас называл своё имя.
Юноша несколько раз писал Джакометти, молил о помощи, угрожал, снова просил, но ничего не помогало. Князь хранил гордое молчание. Оставалась только одна надежда – театр Неаполя. Сюда он и приехал почти под вечер, обуреваемый тревогами, страхами и мечтами.
Ночь Томас провёл в сильном волнении и утром встал ещё до восхода солнца. Он умылся, привёл себя в порядок и сел в кресло у окна, стараясь не разбудить старого слугу.
Андерселли наблюдал, как первые лучи лизнули тёмное небо, заставив померкнуть звёзды. Солнечный свет разливался всё ярче, утреннюю тишину нарушило пение птиц, лай собак и грохот повозок, везущих на рынок товары.
- Опять мой господин не спал! Вы изведёте себя! – в комнату тихо вошёл Луис.
- Не ругайся, мне не даёт покоя тревога. Вдруг я опять получу отказ? – Андерселли повернулся к слуге, наблюдая за тем, как заботливо он убирал постель.
- Ах, ваша милость, должен же быть конец вашим несчастьям! Я буду молиться за вас. А сейчас я подам завтрак, вам нужно поесть…
- Нет. Завтрака не нужно, не беспокойся. Распорядись насчёт экипажа, мне нужно ехать.
Ворча, старик ушёл. Он сильно переживал за Томаса, понимая, что юношей всё сильнее овладевает отчаяние.
Через полчаса Андерселли покачивался в карете, с замиранием сердца пытаясь предсказать возможный исход прослушивания. Юный певец хотел верить в положительный ответ комиссии, отгоняя мрачные мысли о возможном отказе. Слишком часто он слышал слово «нет», и с каждым разом душевная боль была всё сильнее. Томас очень хотел связать свою жизнь с театром, петь на большой сцене, слышать овации и своё имя на площадях, наслаждаться великолепной музыкой итальянских композиторов и знать, что страх и слёзы больше не потревожат его, боль не будет жалить нежную душу, отравляя её ядом отчаяния.
Карета остановилась у высокого крыльца, и Томас, затаив дыхание, вошёл в здание. Внутреннее убранство театра вызвало у Андерселли восторг – стены и пол, облицованные белым мрамором, отражали утренний свет и наполняли помещение сказочным сиянием. Тяжёлые, расшитые золотом занавеси ниспадали мягкими складками, скрывая дверные проёмы. Мраморная лестница с позолоченными перилами вела наверх, где располагалась самая большая сцена Италии.
Томас поднялся по каменным ступеням и вошёл в зал. Под изящно расписанным потолком висела огромная люстра, сверкая отделкой из хрусталя, в полумраке угадывались ложи, украшенные небольшими светильниками. В зале царило величие, в воздухе, казалось, витали отзвуки спетых на сцене арий, эхом разносились звуки оркестра и аплодисменты благодарных зрителей. Тёмно-вишнёвый занавес скрывал от взора сцену, готовый в любую минуту взлететь вверх и явить всем любимых героев.
Андерселли уже ждала комиссия из трёх представителей искусства: Николо Мадзини, Джунта Локателли и граф Дель Кастаньо сидели в первом ряду. Они были настоящими специалистами по отбору оперных певцов, а так же бесценными учителями. Суровые, строгие, они не прощали на прослушивании волнений и паники, отметали за любую, даже мимолётную фальшь. Среди театральных трупп им дали прозвище «три дьявола».
- Итак, молодой человек, как ваше имя, и что мы будем слушать? – задал вопрос мужчина, сидевший в центре. Его огромный парик скрывал лоб и беспорядочными буклями падал на плечи. Расшитый золотом костюм ослеплял великолепием работы.
- Моё имя Томас Андерселли. Я исполню арию Керубино из оперы Моцарта "Свадьба Фигаро".
Крайний мужчина, отличавшийся особым величием, прищурился. В его глазах мелькнула насмешка.
- Что ж, порадуйте нас, уважаемый Андерселли!
Томас поднялся на сцену, окинул взглядом пустой зал и постарался успокоить колотящееся сердце. Юноше показалось, что люстра ослепила светом переполненный зал, зрители с нетерпением ждали, когда певец нарушит божественную тишину.
Андерселли запел. Несмотря на внутренне волнение, голос его ни разу не дрогнул, поражая чистотой и силой. Томас исполнял арию, надеясь, что она принесёт удачу. Когда он закончил и посмотрел на членов комиссии, то почувствовал, как кольнуло в груди.
- Что ж, господин Андерселли, голос у вас потрясающий… - сидевший в центре мужчина задумчиво покусывал кончик пера, - Но, к сожалению, все вакансии в нашем театре заняты, и театр не нуждается в вас. Попытайте счастья где-нибудь ещё…
- Что?! – Томас ушам не верил: опять! В очередной раз ему отказали! Гнев закипел в его душе, на глаза навернулись слёзы. – Не может быть! Мне сказали, что театру необходимо сопрано!
- Сочувствую, но вас ввели в заблуждение…
- Хотите сказать, что кто-то меня обманул?! Я должен, обязан петь! И я буду петь на этой сцене с вашего одобрения или без него!
Не давая членам комиссии ответить, Андерселли сошёл со сцены и с гордостью, достойной короля, покинул зал. Внутри юноши клокотали злость и отчаяние: его самые страшные подозрения оправдались: семейство Джакометти стоит на его пути. Князь и его брат пойдут на всё, даже на подкуп, лишь бы Томас не выступал на больших подмостках, не достиг желаемой славы, а вместе с ней и счастья.
Томас вернулся в гостиницу, где, не раздеваясь, бросился на кровать. Старый слуга не стал тревожить господина, догадавшись, что тот получил очередной отказ.
- Бедный господин! Его опять будут мучить ночные кошмары!
Слуга оказался прав. После каждого провала на прослушивании Томас доходил до той степени отчаяния, которая балансировала на грани безумия и пустоты: непризнанного гения мучили кошмары и резкие перепады настроения. Юноша мог неделями не вставать с постели, сутками напролёт жалея себя, потом, внезапно, крушил всё, что попадалось под руку. Один раз, он едва не вывалился из окна, выбрасывая на ветер нотные листы. Луис, к счастью, уберёг Андерселли от гибели.
Испанец несколько раз заходил в комнату Томаса – кастрат лежал, не меняя позы, и смотрел в потолок. Все его мечты, надежды на чудо и справедливость рухнуди. Горячие слёзы текли по щекам, он закусил губу, стараясь не позволить душевной слабости вырваться наружу. Томас не хотел сдаваться, хотя знал, что проиграл. И зачем он согласился на предложение сына князя Джакометти? Если бы только заранее можно было предположить, что эта проделка принесёт столько горя!
- Если бы я мог повернуть время вспять!..
Андерселли закрыл лицо ладонями и тихо всхлипнул. Князь и его брат-монах оказались достаточно влиятельными людьми, чтобы уничтожить его, растоптать и навсегда изгнать из мира искусства! Томас понимал, что бороться далее бесполезно, остаётся только одно – признать поражение и уехать в другую страну, где Джакометти не сможет преследовать его…

Мысли кастрата прервал вошедший в комнату Луис.
- Господин, принесли свежую газету. Я подумал, вам будет интересно…
Томас улыбнулся.
- Не умеешь ты врать. Ты и газету принёс только для того, чтобы проверить, не выпрыгнул ли я из окна!
- Господин…
- Иди. Со мной всё в порядке!
Андерселли чувствовал, что нужно отвлечься, а когда боль утихнет, он примет правильное решение. Одно он знал точно – в Неаполе больше делать нечего. Кастрат развернул газету. На титульном листе его внимание привлёк заголовок «Триумф Боленаччи при дворе». В статье говорилось о директоре Неапольского театра Дитере Боленаччи, который представил королю прекрасную оперу Моцарта. Далее автор статьи пел дифирамбы руководителю, вернее, «жрецу храма искусства». Томас, закончив читать, задумался. Он знал одного Дитера Боленаччи, который дружил с его отцом. Несмотря на малый возраст, Томас хорошо помнил своё счастливое детство. Он позвонил в колокольчик.
- Луис, позовите ко мне управляющего!
Через несколько минут перед Андерселли предстал полноватый, невысокого роста, мужчина.
- Что угодно уважаемому постояльцу? Всё ли вас устраивает? Чем могу помочь?
- Спасибо, условия здесь замечательные. Что вы можете мне рассказать о городском театре?
Управляющий задумался, покачиваясь из стороны в сторону, как китайский болванчик. Он с улыбкой посмотрел на грациозного юношу.
- Я знаю всё о Неаполе!
Андерселли поправил густые волосы и подошёл к окну.
- Отлично. Директор театра – Дитер Боленаччи?
- Верно, господин.
- А он, случайно, не управлял раньше небольшим театром в Венеции?
Управляющий задумался, припоминая всё, что знал о Боленаччи.
- Насколько помню, да.
- Спасибо. Можете идти.
Андерселли усмехнулся, накручивая на тонкий палец тёмную прядку. Кажется, удача становится благосклонней. Нужно попытать счастья.
- Луис, прикажи подать карету, я еду в театр!
Томас при помощи слуги привёл себя в порядок: надел новый дорогой костюм, сшитый лучшим портным Рима, застегнул на галстуке сапфировую брошь, туфли с серебряными пряжками довершили образ. Кастрат взглянул на себя в зеркало, причесал непослушные кудри и произнёс короткую молитву.
Скоро он опять вошёл в величественное здание театра. На этот раз Томас торопливой походкой пересёк великолепное помещение и безошибочно нашёл кабинет дирекции. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди, к горлу подкатил комок. Трясущейся рукой Андерселли постучал в дверь.
- Войдите, - раздался властный голос.
Томас вошёл в кабинет. Вся его решимость и надежда мгновенно улетучились при виде высокого мужчины в светло-бежевом костюме. Высокий, светловолосый, он стоял над столом и изучал афиши. Боленаччи поднял на Андерселли строгий, чуть усталый взгляд. Юноша сразу узнал Дитера: знакомые линии лица и подбородка, непослушные волосы и всё тот же голос. Томас не ошибся: перед ним стоял старый друг его отца.
- Доброе утро… день… вечер… - почти пропищал Томас, глядя в серо-голубые глаза Боленаччи.
Дитер с интересом рассматривал красивого юношу. В сердце мужчины закралось желание познакомиться поближе с очаровательным существом. Нужно быть построже, испуг так идёт юному незнакомцу! Взволнованный взгляд его карих глаз и подрагивающие губы рождали чувственные желания. Боленаччи знал толк в мужской красоте и любил оказывать знаки внимания симпатичным юношам.
- Вы бы определились, молодой человек! Что вам угодно? Дайте, угадаю: вам нужна вакансия!
- Да, но…
- Прослушивание завтра! – Дитер снова стал ворошить афиши, сортируя их на две стопки.
- Может, хотя бы выслушаете меня? - Томас набрался храбрости и подошёл к столу. Он постарался отогнать от себя страх и волнение, с вызовом глядя на Дитера. – Или я зря приехал? О Боленаччи говорят, что он очень любезен, хотя я пока могу утверждать обратное!
- М, а вы, я вижу, любите добиваться своего! Что ж, садитесь, я вас слушаю!
Дитер указал Томасу на кресло. Андерселли сел и задумчиво посмотрел на свои руки.
- Моё имя Томас Андерселли, я вырос в Венеции, и, мне кажется, вы знали моего отца, Джордано Андерселли.
- Джордано Андерселли… конечно, помню! Как поживает ваш батюшка? – Дитер стал заметно любезнее, приказал подать вина и закусок.
- Увы, батюшка мой и матушка умерли двенадцать лет назад. Во время грозы лошади испугались молнии и понесли карету. Она рухнула с обрыва. Никто не выжил…
- Жаль, я не знал… - Боленаччи вздохнул. – Примите мои запоздалые соболезнования! Я хорошо помню свой последний визит к вам. Мы ездили на охоту. Потом я с головой ушёл в работу. Я писал вашему батюшке несколько раз, но так и не получил ответа. Думал, вы переехали…
- Да, батюшка мечтал переселиться на Мальту….
Андерселли понурил голову. Он хорошо помнил радостный смех матери, когда отец сообщил о намерении переехать на знаменитый остров. «Ближе к его великой истории!» - так он объяснял своё желание. Но не успел.
- Так что вас привело ко мне?
Юноша вздрогнул и вернулся к реальности.
- Я хочу петь в вашем театре!
- Хорошее желание, завтра я вас прослушаю.
Юноша нервно поёрзал на стуле и поставил бокал с вином на стол.
- Я… меня прослушали сегодня… я получил отказ…
- Так… - Боленаччи упёрся руками в столешницу и медленно поднялся. Ему не нравилось, когда его благосклонностью пользовались. Дитер по природе был охотником и не любил, когда его пытались приручить. – Знаете, любезный Андерселли, тот факт, что я когда-то дружил с вашим отцом, не даёт вам права требовать места в моём театре! Я не беру бездарей…
- Что?!! – Томас вскочил со стула и с вызовом посмотрел на директора. Он едва сдержал желание дать Боленаччи пощёчину. – Я не бездарь! Мне отказали во всех театрах Италии, и я…
- О, да! Непризнанный гений решил возопить о своём скрытом таланте! Молодой человек, уйдите сами.
- Мне отказали не из-за бездарности! Дело в другом, и помочь мне можете только вы! Господин Боленаччи, послушайте меня и убедитесь в том, что я не лгу!
- Уважаемый, я уверен в профессионализме своих помощников.
- Послушайте меня здесь! Сейчас!! – Томас, не понимая, что он делает, подбежал к дверям, повернул в скважине ключ и выбросил его в открытое окно.
- О, боже… вы везде прослушивались таким образом?
- Пожалуйста! – Томас сложил руки в умоляющем жесте и встал на колени перед Дитером.
- Если я позволю вам спеть, вы избавите меня от своего общества?
- Да! Но только если вы возьмёте меня в театр!
- Этого я не могу обещать. Я вас не слышал. Что вы изволите спеть?
- Арию Нормы.
- А вы справитесь?
Вместо ответа Томас встал посреди кабинета, грациозно поклонился и запел. Голос его, сильный и звонкий, разлился в кабинете, заполнив его чистотой звучания, мягко переливался, завораживал, словно песнь ангела. Дитер, поражённый, слушал арию, едва дыша, боясь спугнуть миг очарования. Силы голоса кастрата не выдержал бокал – он со звоном лопнул, и вино разлетелось ярко-красными брызгами.
Андерселли замолк и поглядел на Боленаччи, приподняв бровь. Сколько величия было в карих глазах Томаса! Он едва сдерживал улыбку, понимая, что талант его оценен по достоинству.
- Честно признаюсь, господин Андерселли, что я давно не слышал ничего подобного! Ваш голос… великолепное сопрано! У вас есть будущее! Но кто посмел отказать вам?!
- Все. По этой причине я и пришёл к вам. Мне отказывают не потому, что недооценивают мои возможности, а потому, что одна очень влиятельная семья подсказывает комиссиям нужный ответ…
- Интересно! – Боленаччи откинулся на спинку кресла. – У вас есть какая-то тайна? Садитесь рядом со мной и расскажите мне всё!
Андерселли вздохнул, сел напротив Дитера и начал свой рассказ.
- Как вы знаете, я рано лишился родителей. После долгих разбирательств меня определили в приют при монастыре Монте-Оливето-Маджоре, там я подвергся страшным мучениям…
- Вы перенесли кастрацию, - понимающе кивнул Боленаччи, - отсюда потрясающий голос!
- Да, верно. У меня был личный учитель, который увидел во мне великого певца. После долгого обучения меня продали в театр князя Джакометти.
- Да, у него лучшие солисты!
- О, да. Я жил в роскоши, получал лучшие роли, но… меня угораздило связаться с Франческо, сыном князя…
- У вас была любовная связь?
- Не совсем так… юный наследник проявил ко мне интерес, мы подружились. Но откуда мне было знать, что предложенная им проказа не пройдёт безнаказанно! Я был юн, горяч и глуп. Именно по глупости я согласился сыграть роль лесной нимфы и явиться из лесной чащи взорам братии, возвращавшейся в монастырь после паломничества в Иерусалим… я, полуобнажённый, сидел на дереве и играл на арфе, исполняя милую песенку, которую написал Франческо. Некоторые монахи испытали оргазм прямо там. Настоятель монастыря, кстати, родной брат князя Джакометти, исповедовал несчастных. Он отпустил им грехи, но решил, что, оргазмировав на тропе, они потеряли невинность… - Томас осёкся, взглянув на фыркавшего в кулак Боленаччи. – На следующий вечер я готовился к выходу на сцену и монахи, принёсшие князю дар от иерусалимской братии, узнали меня. Я был с позором изгнан сразу по окончании оперы, а Франческо отправили в полк…
- И теперь братья Джакометти всюду преследуют вас?
- Да… - Томас тяжело вздохнул и спрятал лицо в ладонях. – Я очень хочу петь в театре, но по собственной глупости сам сжёг все мосты, ведущие к мечте…
Боленаччи нежно коснулся плеча юноши.
- Поверьте, я готов вам помочь! У меня есть друг, очень влиятельный человек! Он тонкий знаток искусства, меценат и не станет слушать какого-то князя!
- Правда? – Андерселли поднял на директора несчастный взгляд. Дитер улыбнулся, ему нравились эмоциональные юноши, а Томас так легко переходил от одного чувства к другому. Недавно он выглядел победителем и наслаждался своим величием, а теперь сидел рядом с Дитером, как затравленный зверёк, готовый расплакаться.
- Конечно! Я не могу оставить в беде талантливого, чувственного, молодого прелестника!
Боленаччи подался вперёд с намерением поцеловать Томаса. Кастрат со всей силы ударил кулаком по столу и вскочил со стула как ужаленный.
- Что вы себе позволяете?!! Не смейте прикасаться ко мне!
- О, так ты ещё и недотрога! – Боленаччи со смехом кинулся за юношей, который в отчаянии искал спасения. Только сейчас Томас пожалел о том, что выбросил ключ в окно. Кричать бесполезно – наверняка коллеги привыкли к развлечениям своего директора.
- Оставьте меня! Не прикасайтесь! – Андерселли увернулся от рук Дитера и забежал за его кресло. – Так вот какую помощь вы мне предлагаете!
- А ты думал, что я выведу тебя на сцену только за красивый голос?! Нет, мой дорогой, придётся постараться!
- Нет! Лучше смерть! – Томас бросился к открытому окну, споткнулся о задравшийся край ковра, упал на пол и закричал, хватаясь за лодыжку. – Больно!!
Боленаччи растерянно замер на месте, глядя на несчастного юношу. Тот катался по полу и громко стонал от боли.
- Что? Что случилось?
- Кажется, я сломал ногу, вот что случилось! Зачем только я приехал в этот город? Провалитесь вы в ад вместе с вашим театром!
Дитер подошёл к кастрату и опустился рядом с ним. Едва он дотронулся до ноги юноши, как тот злобно зашипел.
- Тише ты, дай посмотреть!.. Ты просто подвернул лодыжку, ничего страшного. – Он легко подхватил Томаса на руки и перенёс на диванчик, неприметно стоявший в уголке. Андерселли бессильно откинулся на подушки, и Дитеру пришлось расстегнуть верхние пуговицы его костюма. Взору мужчины предстала красивая форма шеи, пальцы коснулись нежной кожи. Боленаччи внимательно посмотрел в лицо кастрата – глаза закрыты, густые ресницы чуть заметно подрагивают, из приоткрытых губ вырывается слабое дыхание. – Кажется, бедняга потерял сознание…
Мужчина провёл рукой по волосам юноши, удивляясь их шелковистости. На миг ему показалось, что Томас не дышит. Дитер наклонился над ним, и Андерселли неожиданно обнял его за шею и привлёк к себе. Их губы слились в долгом чувственном поцелуе. Томас открыл глаза, в них уже не было ненависти или страха, они светились нежностью и желанием.
Боленаччи лёг на диван рядом с кастратом и заключил его в объятия. Юноша оказался очень нежным любовником, от его сладких поцелуев шла кругом голова, а низ живота всё больше наливался приятной тяжестью от каждого прикосновения тонких пальцев. Стоны Томаса, очень тихие, ласкали слух Дитера. Строгий директор театра превратился в послушного раба, выполнявшего любое желание тёмного Ангела, как он про себя назвал Томаса.
Ночь была очень бурной – Боленаччи достиг пика удовольствия, длившегося, казалось, целую вечность. Неутомимый Томас с голодной страстью ласкал его тело, а потом яростно отдался…
Яркое утро наполнило кабинет золотистым сиянием. Боленаччи открыл глаза и на миг зажмурился, ослеплённый солнечным светом. Он посмотрел на Томаса. Кастрат спал, положив голову ему на грудь и обняв его обеими руками. От волос Андерселли исходил чудный запах. Дитер осторожно провёл рукой по обнажённой спине юноши, в который раз удивляясь нежности его кожи. Томас вздрогнул и открыл глаза.
- Как спалось? – Боленаччи поцеловал его руку. – Ты был таким нежным!
-Надеюсь, теперь я заслужил право петь в твоём театре? – кастрат привстал, с усмешкой глядя на Боленаччи.
- Ты потрясающий в постели! Но я решил, что возьму тебя в театр ещё до нашего… весьма близкого и приятного знакомства!
- Что? Мерзавец! – Томас начал быстро одеваться. – Ты…
- Только не надо говорить, что тебе было со мной противно! Послушай, останься! Я напишу записку моему другу, как и обещал. Мы позавтракаем, я покажу тебе театр, а потом послушаю тебя ещё раз!
- Вместе с твоим меценатом?
- Да! А ещё тебе нужно подобрать репертуар!
- О, опять петь проклятую итальянскую оперу!
- Чем тебе не нравятся итальянские композиторы?
- Мне больше по душе партия Царицы Ночи из "Волшебной флейты", и я мечтаю репетировать по ночам арию "Der Hölle Rache kocht in meinem Herzen"!
- Что ж… я постараюсь убедить дирижера включить «Волшебную флейту» в наш репертуар! Думаю, тебе подойдёт и партия в "Miserere" композитора Грегорио Аллегри, она создана для твоего голоса!
- Ты так рассуждаешь, будто я уже принят в театр!
Боленаччи сделал, как обещал – написал короткую записку своему другу, приехавшему в Неаполь по делам. После обеда состоялось прослушивание. На этот раз Андерселли сопровождали звуки оркестра. Два премьера с завистью наблюдали из-за кулис, понимая, что дни их славы сочтены. Но они понимали, что юношу лучше не трогать – ведь им заинтересовался сам советник короля в вопросах искусства!
Дитер оказался прав: его друг оказал сильное воздействие на семью Джакометти, после чего оба брата прекратили преследовать юношу, удовлетворившись своей местью. Томас Андерселли остался в театре Неаполя. Не прошло и месяца, как о нём узнала вся Италия. Его имя выкрикивали на каждой улице, едва карета знаменитого кастрата появлялась на людных улицах, как её тут же забрасывали цветами. Европейские гастроли, выступления при дворе – Томас упивался славой, но ни на миг не забывал, кому он всем обязан.
Его благодарность постепенно переродилась в нежную любовь к Дитеру Боленаччи, и блондин был счастлив. Он обрёл любовь всей своей жизни, которая яркой звездой воссияла на сцене его театра…